Мастерская из кабины
Резчик по дереву — не такое уж редкое по нынешним временам увлечение. Режут сейчас многие и многое — карнизы, стулья, фигурки из пней и стволов, резьбой украшают столы и табуретки — все это нынче в тренде. Такие работы можно увидеть и в кабинетах начальников, и в обычных деревенских домах. Но новодел новоделу — рознь. Сам-то Николай Иванович тоже отдал дань довольно обычным резным шкатулкам или орлам с гордо расправленными крыльями, но это, скорее, ремесло, чем искусство. Зато другая часть его работ не совсем обычна.
…Дом, где живут пенсионеры Светачевы, находится недалеко от центра Каменки. По узенькой улочке бегают собаки и кошки (половина из них живет именно у этих стариков), многие из которых, как выяснилось позже, являются моделями для будущих работ маэстро резца и ножа. Потому что в последние годы пенсионер наловчился вырезать крохотные, размером со спичечный коробок или чуть меньше, фигурки людей и животных.
На выходе у него получается что-то типа японских нецкэ — только с явным среднерусским «акцентом». Вот такие вот необычные миниатюры — люди с тщательно вырезанными чертами лиц, животные, у которых есть и перья, когти и даже зубы — рождаются с некоторых пор в воронежской глубинке.
— У меня с детства была мечта стать столяром-краснодеревщиком, но старший брат как-то сказал мне, что больших денег такая работа в жизни мне точно не принесет, то ли дело шофер, тракторист или комбайнер! У них всегда и заработки хорошие, и казенные колеса под рукой — кому что надо привез-отвез или участок вспахал. Халтуры всякой — море! Обидно мне стало от таких слов, тем более, что в роду у нас столяров отродясь не бывало, но все сложилась так, что всю жизнь мне пришлось крутить баранку трактора и штурвал комбайна, — рассказал Николай Иванович, — именно там, в этих кабинах, я и начал вырезать свои первые работы…
Япония в Каменке
Когда во время перерывов на обед коллеги Светачева — трактористы или комбайнеры — отдыхали в теньке, доставая «тормозок» с домашним салом и квасом, Николай вытаскивал из кармана остро заточенный перочинный нож, а из бардачка — подобранную заранее с земли ветку яблони или груши, из которых резал свои первые «шедевры». Причем он начинал именно с миниатюр, в чем был особый, даже несколько утилитарный смысл.
— Комнатушка у меня в доме небольшая, поэтому и небольшие работы всегда старался резать, чтобы можно было на одну полку серванта поставить их десятка два-три, — улыбается мастер. — У меня и сейчас мастерская находится в углу комнаты, рабочее место занимает «квадратов» шесть-семь, не более. Конечно, есть сарай, где я распиливаю ветки и коряги на мелкие куски, из которых потом все и режу, но все равно — главное рабочее место именно здесь — между столом и сервантом. Как-то мне попалась на глаза книга о японских фигурках- нэцкэ, вырезанных из слоновой кости или дерева, и я понял, что некоторые из моих фигурок чем-то похожи на них.
Точного числа этих работ сегодня не назовет и сам хозяин. Шкатулок, наверное, десятка три-четыре, орлов штук пятнадцать, а миниатюр не менее сотни — змеи, улитки, жучки-паучки, коты с собаками. Причем у каждой фигурки тщательно проработаны все мелкие детали: что-то мастер вырезает с рисунков, что-то — по памяти, которая пока его не подводит.
Ну а некоторые из этих работ вырезаны буквально с натуры, как, например, сладкая парочка — хозяйские кот Мурзик и пес Тимоха, которые ежедневно шипят и лают друг на друга во дворе. Все, как в реальной жизни — то спят в обнимку, то дерутся во дворе…
Много пил
Пожалуй, самая удивительная работа Светачева — вырезанная из ветки груши фигурка его отца, Ивана Семеновича, высотой сантиметров в пять. Своего папашу, которого уже нет в живых, Николай Иванович изваял настолько точно, что супруга Нина Ивановна, с которой они прожили 44 года, нажив двух детей и троих внуков, удивляется до сих пор…
— Мой свекор здесь очень похожим на себя получился, — не сомневается Нина Ивановна, — прям вылитый Семеныч! Муж в самую точку попал. Он вообще у меня золотой! В жизни не пил, по бабам не шастал, только с резцом и деревяшками своими в комнате запирался на ночь и работал.
— Эх, молодость, — досадливо машет рукой мастер, — лет двадцать назад я миниатюр куда больше, чем теперь, резал, а все потому, что зрение лучше было, а сейчас очки вообще не снимаю, и все работы невольно все крупнее получаются. Режу их в основном из яблони и груши, материал для работ заготавливаю осенью и работаю всю зиму. Весной и летом некогда — огород… липа — мягковата слишком, а сосна — дюже смолистая, резец забивается от этого. Да и какие сейчас резцы — все дерьмо китайское, тупятся мгновенно. Их и так-то после каждого получаса работы точить приходится, а если металл мягкий, то он вообще ничего не режет. Поэтому некоторые резцы я делал сам из старых пил, те хоть держались подольше.
Ни одной своей работы Николай Светачев за всю жизнь так никому и не продал. Причем от желающих их купить никогда отбоя не было, некоторые соседи даже до сих пор пытаются заказать что-то себе к празднику или юбилею, но мастер отказывает всем: «Точную цену не знаю, как высчитывать ее — не понял до сих пор, а лишнего брать с людей не хочется».
Какой-то своей, особой мечты у маэстро резца и ножа нет. Лет десять назад, может быть, попробовал бы вырезать деревянный бюст человека со знакомыми чертами лица, но теперь глаза уже не те, да и руки уставать стали быстрей, чем раньше.
Но пока в сарае Николая Ивановича не истощились запасы веток и корней, а его резцы еще не совсем затупились, он рано или поздно обязательно вырежет всех…
