“У войны неженское лицо” — эти известные строчки знакомы каждому, но не все знают, что Великую Победу в сорок пятом “ковали” и хрупкие женские руки. Без них — радисток, санитарок, поваров, связисток, без их милосердия и сострадания наши солдаты не смогли бы победить фашистов. К таким самоотверженным женщинам относится и наша сегодняшняя героиня — Ирина Ефремовна Богачева, ветеран Воронежского добровольного коммунистического полка. Всю войну, от Воронежа до Европы, она лечила раненых, спасая жизнь освободителям.
“На фронт мы с подругой ушли тайком”
— Я родилась в Донецкой области, но поступать приехала в Воронежский госуниверситет, на физмат, — вспоминает Ирина Ефремовна. — В сорок первом году, когда началась война, как раз оканчивала четвертый курс. После сдачи последнего экзамена мы с подружкой‑сокурсницей Клавдией Шмитько начали ходить на курсы медицинских сестер, но продолжалось это недолго, всего полтора месяца: в сентябре в Воронеж вошла знаменитая 100‑я стрелковая дивизия. К этому времени в районе Сосновки уже началось формирование Воронежского добровольного коммунистического полка, в который мы с Клавдией очень хотели попасть. Когда в университете узнали об этом решении, нас начали отговаривать. Убеждали, что у нас почти законченное высшее образование и поэтому мы сможем принести гораздо больше пользы как специалисты здесь, в тылу. На медкомиссии задавали такие вопросы: “Вы что, с ума сошли? Представляете, куда вы только идете? На верную смерть!”
Что и говорить, когда только фашисты напали на нашу землю, женщин на фронт практически не посылали. Ведь у войны действительно неженское лицо. Девушки могли попасть на передовую только добровольно. Я же по своей натуре вообще сугубо гражданский человек. Даже представить себя не могла солдатом, да и к медицине особых наклонностей не имела. Еще до войны было немало случаев, когда при виде крови и ран мне становилось плохо. Но настолько, наверное, высок был дух патриотизма в нашем народе, что не задумываясь приняла решение уйти на фронт. Только очень жалко было маму с сестренкой, которых оставляла в Донбассе, — они горько плакали и не хотели меня отпускать. Для них я была единственной надеждой и опорой.
На фронт нас сначала брать не хотели, но мы обратились к командиру полка Вайцеховскому, и он нам сказал: “Садитесь быстрее в вагоны, но только так, чтобы я вас не видел!” Так началась моя война…
Сначала Воронежский добровольный коммунистический полк попал на Украину, в Сумскую область. Ирину с подругой Клавдией направили в медсанбат. Это была их первая ночь в роли медсестер. Обнявшись, подруги ходили по пустым коридорам госпиталя. Они вслушивались в тревожную тишину, и им хотелось плакать. Вдруг раздался чей‑то говор — это бредил тяжелораненый солдат. Молодую Иру поразил тогда смысл его слов: “Проклятый Гитлер! Как ты посмел напасть на нашу страну, нарушить спокойствие наших жен и детей? Ну ничего, мы отомстим тебе за все! Мы победим!” Эти слова Ирина Ефремовна запомнила на всю жизнь.
Она уверяет, что все раненые, даже “тяжелые”, хотели жить и продолжать бороться за освобождение родины. Свести счеты с жизнью из‑за безысходности, как показывают сейчас в некоторых фильмах про войну, не хотел никто.
Любовь посреди смерти
А жизнь многогранна и противоречива. В самое тяжелое время осени сорок первого Ира встретила свою первую любовь — Владимира Бубнова. “Для меня засветился огонек счастья, который согревал душу на протяжении всей войны, — вспоминает Ирина Ефремовна, — это первое светлое чувство навсегда осталось в моей памяти”. Владимир был начальником особого отдела их части, старшим лейтенантом. Встретились они на дорогах войны. Передовая группа медсанбата, в которой служила Ира, расположилась в здании бывшей школы, и здесь же находился штаб особого отдела. Владимир познакомился с симпатичной юной санитаркой и сразу стал ухаживать за ней. Приближалась 24‑я годовщина Октябрьской революции, молодые люди договорились отметить это событие. “Я с волнением готовилась к этому застолью, даже соорудила себе юбочку-дудочку из куска материи, который выпросила у старшины. Уж очень хотелось мне быть привлекательной девушкой, а не солдатом в брюках-галифе, — продолжает Ирина Ефремовна. — В честь праздника выпили денатурат, мне тоже на донышко немного налили. Уже после на встречах ветеранов я всегда в шутку говорила: “Водку не пью, только денатурат!” (улыбается).
К сожалению, с Вовой нам пришлось тогда расстаться — его перевели в другую часть. Всю войну мы продолжали переписываться с ним. Он посылал мне такие нежные, восторженные письма, мечтал о нашей будущей совместной жизни. “Ты же у меня такая умница, почти профессор!” — наполовину серьезно, наполовину иронично обращался он ко мне в письмах. Тогда я не знала, что Вова предсказывает мое будущее — уже после войны я окончила аспирантуру в Воронежском государственном университете и едва не стала профессором.
После Победы мы встретились и радостно устремились навстречу друг другу. Но потом наши жизненные пути разошлись: мы не смогли преодолеть непростые семейные обстоятельства, которые были у обоих. Но Вову, свою первую любовь, я помню до сих пор. Не раз вместе с Валентиной Толкуновой — пусть земля ей будет пухом! — я напевала отрывок из ее известной песни:
Какой бы мы счастливой были парой,
Мой милый, если б не было войны…
Да, война глубоко прошла тогда по многим душам и сердцам…
От Сталинграда до Вены…
— До Сталинграда наши войска все время отступали. На душе у всех было очень тревожно, потому что думалось: почему отступаем, когда же изменится эта невеселая ситуация? Под Сталинградом бои были настолько тяжелыми, что мы не успевали обрабатывать всех поступавших к нам раненых и отправлять их в эвакогоспиталь. Все это время мама и сестра Ирины Ефремовны находились в оккупации в Донецке.
— Когда в сорок третьем освободили Донбасс, я сразу же стала проситься на побывку домой — у меня на сердце было тяжело, что буквально сбежала тогда на фронт, не послушав маму. На родине я быстро разыскала то место, где раньше находился наш глиняный домик. Только теперь на его месте была горстка пепла. Я так горько плакала! Но тут ко мне подошла соседка и поспешила успокоить: она рассказала, что деревню сожгли, но моя семья успела спастись. Когда я наконец‑то разыскала маму и сестру, то упала перед ними на колени и умоляла простить меня. Проведя с родными только одну ночь, на следующий день я уехала обратно в полк. Нужно ли говорить, с какими слезами мама отпускала меня на войну во второй раз?..
Благодаря самоотверженности народа именно под Сталинградом удалось переломить ход войны. После этих ожесточенных боев наши войска начали оттеснять немцев на запад. Так молодая санитарка Ирина оказалась в Полтаве, потом — в Австрии и уже после — в Венгрии. Здесь тоже продолжали умирать люди, но все‑таки предчувствие конца войны пронизывало теперь каждое событие, каждый прожитый день.
— Я очень хорошо помню горящую Вену. Вообще, это очень красивый город. Чтобы полюбоваться его достопримечательностями, я как‑то села на велосипед и поехала в центр. Помню, по улицам Вены тогда ходило много молодежи — те, кого из концлагерей освободили наши войска. Это запомнилось мне на всю жизнь: они рассматривали меня как нечто диковинное, кто‑то хотел прикоснуться — так радостно им было видеть русскую военную девушку. Вот тогда я была по‑настоящему счастлива…
