Специально для благотворительного фонда «ПАМЯТЬ ПОКОЛЕНИЙ» Владислав Александрович рассказал, почему не считает себя героем и как снова встать на ноги, даже если одной из них нет.
От щенка до служебной единицы милиции
- Когда я заканчивал школу, выбор профессии был уже сделан: я собирался поступить в политехнический институт и стать радиоинженером. Мне казалось, что это правильно, и я проучился два года, прежде чем понял, что это совершенно не моё. Вышло не так, как ожидалось – пока я выбирал дело, оно само выбрало меня. Когда я учился в институте, у нас в семье появился Дик: я всегда хотел собаку, и родители разрешили мне завести колли. С Диком мы ходили в клуб служебного собаководства ДОСААФ, где судьба свела меня с начальником питомника УВД, и я часто бывал в клубе, помогал, чем мог. Он же, увидев моё отношение к собакам, пригласил к себе в качестве вожатого.
Вожатый – это помощник инструктора, низшая ступень в кинологической иерархии: в его обязанности входит уборка, кормление и выгул. Это не самая высокооплачиваемая работа, но мне она нравилась, к тому же уже было ясно, что с радио ничего не получится: я ушёл из института и собирался в армию. Хотелось узнать о профессии кинолога как можно больше, и мне подсказали, что можно написать своему будущему командиру и попроситься в «собачью часть» - армейскую кинологическую службу. Так я и сделал, а когда вернулся из армии, решил продолжать работать с собаками и стать не просто кинологом, а милиционером.
Как и всем, мне пришлось пройти психологическое обследование и ответить на множество вопросов, и одним из них был вопрос о моей мотивации, о том, зачем я хочу здесь работать. Я ответил, что люблю и людей, и собак, и хочу помогать первым с помощью вторых – и меня взяли. Сейчас, много лет спустя, я стал заместителем начальника центра кинологической службы, и моя работа связана скорее с людьми, чем с животными, но в начале пути я, как и все мои коллеги, большую часть времени проводил с собаками. За всю жизнь у меня их было несколько, и каждую я воспитывал сам – от щенка до служебной единицы милиции.
Апорт, ещё апорт
Свою первую служебную собаку, немецкую овчарку, мне помог забрать из армии командир роты. С ней мы закончили школу служебного собаководства МВД в Ростове-на-Дону по общерозыскному профилю, а второй раз я проходил курс в Ростове уже по поиску взрывчатых веществ – вместе с Линдой, чёрным лабрадором. Она стала первой в городе собакой, выученной искать взрывчатку, и выдрессировал её я, а спустя два года, в 1995-м, нас с Линдой на 45 суток отправили в служебную командировку в Чечню, в Гудермес, в составе сводного отряда кинологической службы МВД России. Я тогда был младшим лейтенантом милиции и в составе спецподразделения принял участие в 26 операциях. Мы искали оружие, взрывные устройства, боеприпасы, проверяли машины на блокпостах, обыскивали дома боевиков - делали то же самое, что на тренировках, но в реальных боевых условиях. У нас опасная работа, полицейского могут и ранить, и убить, но в мирное время не думаешь об этом, просто работаешь, бегаешь с собакой. А вот на войне всё иначе.
Это случилось примерно через месяц после того, как я прибыл в Чечню. Грузовик, в котором я ехал с десятью сослуживцами, обстреляли на перегоне Гудермес-Аргун, и машина превратилась в груду расплавленного металла. Трое погибли, остальные были ранены, а я потерял ногу. Как сказали врачи, у меня отшибло память из-за травмы и была большая потеря крови, я долго пробыл без сознания и не знал, что стал одноногим. Мне рассказали об этом через две недели после ампутации, сделанной с разрешения родителей: у врачей не было выбора, потому что спасти они могли либо ногу, либо меня. К такому нельзя подготовиться, нет никого, кто легко воспринял бы новость о потере своих конечностей, и для меня это тоже стало огромным ударом – мне было всего 26, и я не мог смириться с тем, что теперь нужно распрощаться со всеми планами и мечтами и ездить на коляске.
Когда шок прошёл, а реабилитация осталась позади, я понял, что всё зависит только от меня, и начал действовать. Решил, что не хочу снимать погоны, поэтому, чтобы остаться в должности, отказался от статуса инвалида. Таких прецедентов раньше не было, вопрос решался в высших эшелонах власти, и меньше чем через год я вернулся на службу после травмы, ампутации, комы и клинических смертей, заново научившись ходить сначала с костылем, потом на протезе. Это было очень сложно, я не мог простоять дольше трёх секунд и падал, пробовал шагать снова и снова, но никогда, даже в минуты отчаяния, не думал плюнуть на себя, пойти на паперть или удариться во все тяжкие. В этом нет смысла: хоть пей, хоть молись целыми днями, а нога от этого не отрастёт - значит, нужно жить с тем, что есть.
Служу закону, служу народу
Когда я вернулся из Чечни, то старался делать всё так, как велит долг, и работать, не требуя никаких скидок и поблажек. До самой смерти Линды в 1997 году я работал с ней и справлялся со всем, что должен был делать. Казалось бы, победа осталась за мной, но всё равно что-то угнетало: нужно было доказать, что меня взяли назад не из жалости, и я решил взять нового пса, вырастить его и вместе с ним выиграть всероссийские соревнования специалистов-кинологов МВД. Щенок был выбран в московском питомнике, и в 1999 году на соревнованиях, посвященных 90-летию кинологической службы МВД России в Санкт-Петербурге мы с ретривером Чагасом заняли второе место и всё доказали. К сожалению, собачий век короток, и сейчас Чагаса уже нет, но именно этот пёс вернул меня к жизни.
Не все понимают, но собака дома и на службе – это большая разница. Для кинолога пёс не питомец, а инструмент, и я говорю об этом во всех интервью. Да, это сложно, и каждый привязывается к тому, кого воспитывает, как я к Чагасу, но кинолог должен без колебаний подставить служебного пса под пулю, если это спасёт жизнь человеку. Мой друг Лариса Насонова, майор в отставке, потеряла собаку в Чечне, её овчарку Гарсона всем было очень жаль, но таков наш долг: если на шкале ценностей человек может поставить собаку выше себя или сослуживца, в полиции ему делать нечего. Мы служим закону, стране и народу и обязаны подчиняться правилам, не щадить ни себя, ни спецсредств, а собака по закону – такое же спецсредство, как резиновая палка или наручники… А когда начинаешь её воспитывать, она и слушается не лучше, и только упорством можно достичь успеха. Когда я вернулся, особенно остро это ощущал, и поначалу было непросто: помню и недоверие, и смешки за спиной, но я не обращал внимания и шёл к цели, пусть даже и на одной ноге. Мне помогали друзья, и я справился, а победителей не судят.
У меня есть орден Мужества и медаль МВД «За боевое содружество», есть другие награды, но я не герой – просто жизнь так сложилась. Правда, людям со стороны кажется иначе, а наш воронежский прозаик Валерий Барабашов написал книгу «А смерть подождёт» о том, что со мной случилось. В ней много художественного вымысла, я почти не похож на главного героя Олега Александрова, и это правильно: я далеко не такой идеальный, как он. И не уникальный - то же самое своим примером показывает ветеран любой войны, который не сломался и продолжил бороться за жизнь. Сейчас, безусловно, многое упростилось: в девяностые, когда я лишился ноги, было вообще не ясно, что с этим делать, где, как и за какие деньги протезироваться, сколько времени займёт реабилитация и можно ли вообще ходить.
Меньше слов, больше дела
Главное для меня – то, что всё получилось так, как я хотел, и здорово, что мой пример может кого-то вдохновить жить и бороться дальше: мне приходит много сетевых писем со словами благодарности от совершенно незнакомых людей, которые тоже встают на ноги после того, как прочитают мою историю. Я много раз давал интервью и всегда отвечал на любые вопросы, для меня нет запретных тем, и скрывать мне нечего. И про службу могу рассказать, и про то, как с одной ногой жить: например, когда был моложе, на протезе ходил только по улице, а дома прыгал и даже почти не падал, приноровился. Но возраст всё-таки дал о себе знать, поэтому на свои деньги заказал специальный протез для квартиры: приходил домой, снимал уличную ногу и надевал домашнюю.
Модульный протез, который я получил от фонда «ПАМЯТЬ ПОКОЛЕНИЙ», не идёт ни в какое сравнение с тем, что я носил: у него другое крепление к культе, очень удобное, а это едва ли не самое важное. Если «нога» не держится и на неё нельзя перенести вес тела, на ней нельзя и ходить, а сейчас об этом можно не беспокоиться: даже моя жена говорит, что походка стала ровнее. К каждому новому протезу нужно привыкать и приспосабливаться, но чем он удобнее, тем меньше времени это занимает. Когда я только начинал ходить на этом протезе, в Королёве на улице ко мне подошла женщина и сказала: «Извините, но я вижу, что у вас болит нога, обратитесь в медицинский центр, вам помогут, я подскажу, где это». А я ей и говорю: «Спасибо, но нога не болит. У меня её вообще нет». Видели бы вы её глаза!
Мне нравится, когда люди стремятся не только встать на ноги, а ещё и подняться как можно выше – как другой подопечный фонда «ПАМЯТЬ ПОКОЛЕНИЙ» Рафаэль Исхаков, что без ноги поднялся на Эверест с новым протезом, я слышал про него. Знаю, что есть ребята-ветераны, которые выступают за всероссийскую сборную на паралимпийских играх, живут в своё удовольствие, девушек встречают, женятся, и всё у них налаживается. Это правильно: как раньше, не будет никогда, и раз уж с этим ничего не поделать, то нечего и жалеть - лучше просто двигаться вперёд.
Я старый солдат
Поскольку о мужчине дела говорят больше, чем слова, я решил, что раз уж с работой всё получилось, то и в личной жизни надо идти к цели и искать своё счастье. С первой женой мы прожили восемь лет, но не сошлись характерами и развелись, а с нынешней супругой, Мариной, познакомились на сайте. Сходили на свидание, часами говорили по телефону и было понятно, что мы родственные души - я решил не медлить и сделать ей предложение. Перед этим надо было как-то сообщить о ноге, и я сказал, что у меня есть существенный недостаток – правда, Марина сперва подумала, что я бывший пьяница или наркоман, так что для неё нога стала даже облегчением. Мы поженились и уже больше пяти лет живём душа в душу, а три года назад, когда мне было 45, родился мой сынок Кирилл.
Пока его совершенно не беспокоит, что его папа выглядит не так, как другие, но когда он станет старше и спросит об этом, я расскажу, что потерял ногу в бою, когда защищал Родину. Расскажу, что правая рука короче левой, потому что пуля мне вынесла кусок кости тогда, в горах, и я почти год ходил с аппаратом Илизарова в руке, но она работает, и это главное. Стыдиться мне нечего, я не под трамвай попал, а под обстрел, поэтому я расскажу сыну, почему нужно защищать Родину, когда ей грозит опасность – мужика без патриотизма не воспитать. Я не требовал к себе особенного отношения, но то, что случилось, никогда не оставляло до конца: бывает, проснёшься среди ночи просто от злости, посидишь, поскрипишь зубами - и всё, дальше надо жить. Я счастлив тем, что имею и с теми, кого люблю: Марина и сын самые важные для меня люди, и теперь моя главная цель – воспитать Кирилла достойным, добрым и решительным человеком.
