Далее администрация примется за так называемые фудтраки – передвижные киоски, торгующие готовой едой. Какую сверхзадачу ставит перед собой городское руководство, сказать трудно. То ли оно озабочено внешним обликом Воронежа, то ли одержимо идеей сделать максимально подконтрольным весь мелкий бизнес, то ли имеет место лоббирование крупных торговых сетей, для которых мелкие предприниматели – досадная помеха. Как бы то ни было, а вопрос - кому мешают киоски, - так и остается без ответа. Но если уж городская власть так последовательно и бескомпромиссно борется с любым, даже самым ничтожным и безобидным нарушением в торговой сфере, то удивительно, почему вне ее внимания остаются те, кто базирует свои торговые точки на первых этажах жилых домов. Все внимание властей к первым этажам ограничилось введением дизайн-регламента, призванного привести к единообразию внешний вид магазинов и общепитов. Но никому нет дела до того, что творится внутри этих торговых точек.
Реконструкция дала трещину
Сейчас в Воронеже почти не осталось домов, выходящих фасадами на улицу, первые этажи которых остались бы жилыми. Новые кварталы уже проектируются с учетом нижних торговых площадей, и крупные сети выкупают у строительных компаний помещения еще на стадии строительства. Вносят свои коррективы и пожелания. И это правильно, потому что при таком подходе торговые площади в новых домах проектируют профессионалы, и супермаркеты на первых этажах – это удобство. Но даже самый маленький магазинчик на первом этаже хрущевки, построенной 50 лет назад, становится для остальных жильцов настоящим бедствием. История, которая произошла с Элеонорой Владимировной Крайновой, доказывает это весьма красноречиво.
Элеоноре Владимировне трудно бороться за свои права, потому что она уже немолода, инвалид, и свободное передвижение для нее затруднительно. Женщина живет на втором этаже пятиэтажной хрущевки на Среднемосковской улице. В 2014 году к ней пришел представитель компании, которая выкупила помещение в первом этаже, прямо под ее квартирой, и объявил, что перевел его из категории жилых в категорию нежилых. Элеонора Владимировна поговорила с посетителем доброжелательно, они обсудили детали того, как будет обустраивать свою торговую точку предприниматель. Никакой угрозы для своей квартиры в этих проектах Элеонора Владимировна не увидела. Тем более, магазин обещал быть вполне приличным: не пивнушка или кальянная, а вполне цивильная торговля французским постельным бельем и прочими такими штучками.
Впрочем, предварительные разговоры не совпали с реальностью. Предприниматель делал торговый зал, витрины и входную группу так, как было нужно ему, совершенно не принимая в учет, что сверху еще кто-то живет. Тот, кто представляет себе, что такое хрущевская квартира, поймет, о чем речь. Стены, которые служат перегородками для комнат, легкие, и если снесут такую этажом ниже, жилец наверху на себе это этого не ощутит. Другое дело, если снесена стена, которую приравнивают к капитальной - та, которая отделяет санузел и ванную от комнаты. В доме, где живет Крайнова, произошло именно это – владелец первого этажа снес все мешающие ему стены и организовал большой торговый зал. В это же время квартира Элеоноры Владимировны пошла трещинами.
Машина по производству отписок
Женщине пришлось провести не одно исследование, чтобы доказать, что ее квартира пострадала. И заключение экспертизы, проведенное уполномоченной организацией независимых судебно-технических экспертиз, оказалось неутешительным: да, дефекты, возникшие в обследованной квартире, возникли в результате реконструкции помещений, расположенного этажом ниже. А это трещины, опасный крен и ослабление крепления газового оборудования, повреждения стен и оконных конструкций. Особенно неприятным оказался вывод экспертов о том, что все повреждения носят прогрессирующий характер. Значит, ничего хорошего от своей квартиры Элеоноре Владимировне ждать не приходится. Специалисты назвали вещи своими именами, указав, что в квартире первого этажа произошла реконструкция, и оценили ущерб от нее в 311 тысяч рублей.
И Крайнова стала обращаться в жалобами всюду, во все инстанции, которые, казалось бы, должны были встать на ее защиту.
Перепланировка и реконструкция - не одно и то же. При переводе квартиры из категории жилых в категорию нежилых помещений, собственник получает право именно на перепланировку. Разрешение на реконструкцию он должен запрашивать у всех собственников квартир в жилом доме. Все это знают, но кто и как следит за тем, чтобы это правило выполнялось? Суд отказал Крайновой, сославшись на то, что опротестовывать ей нужно было сам факт перевода помещения из жилого в нежилое. Хотя какие для этого у нее были основания? Сам факт перевода Крайнову никоим образом не ущемлял, и конфликта не возникло бы, если бы в первом этаже произошла именно перепланировка, а не реконструкция. Но суд отказался признать ее таковой.
Не встала на защиту ее интересов и Госжилинспекция, куда Элеонора Владимировна обращалась не единожды. Инспектор ГЖИ появлялась в доме спонтанно, без необходимых инструментов для проведения исследований. То она неожиданно являлась, маяча за спиной сотрудницы обслуживающей жилконторы, то на имя Крайновой приходило письмо о том, что она не обеспечила доступ в квартиру сотрудника ГЖИ. Впрочем, вряд ли кто в нашем городе может рассчитывать на помощь и поддержку этой могущественной с виду организации. Одно дело функции, прописанные в документах, и совсем другое – реальная работа с населением. А реальная работа ГЖИ – это четко отлаженный и хорошо финансируемый государством конвейер по производству многих килограммов (если не тонн) отписок, которые рассылает многочисленным жалобщикам это ведомство.
За Элеонору Владимировну попробовал было вступиться депутат областной Думы Сергей Рудаков, но и он получил из правительства области ( а именно от В. Шабалатова) исчерпывающий ответ. Вернее, еще одну отписку. Суть ее все в том же: мол, разрушения в квартире произошли неизвестно от чего. То ли от перепланировки, то ли от старости дома хрущевской эпохи. Нам, мол, сие не известно, и разбираться в этом вопросе досуга нет. Это и понятно, ведь речь идет о простой и беззащитной женщине. У нее нет покровителей и отсутствуют рычаги, с помощью которых настойчивые люди «решают свои вопросы». А может ли обычная и не очень здоровая женщина заставить работать бюрократическую машину, как раз заточенную на то, чтобы не работать? Сомнительно.
Из всей этой истории вывод напрашивается такой. Киоск, который затерялся где-то в глубине жилых дворов и куда хозяйки бегают за овощами, городская власть сносит беспощадно и безжалостно. Пусть он никому не мешает, а скорее наоборот, сути это не меняет. Принципы и соображения законности важнее. А когда в результате, мягко говоря, неаккуратной предпринимательской деятельности страдают люди и их жилье, вступиться за таких людей некому. Для кого работает наша власть? Кого она защищает? На эти вопросы ответов нет.
